– Ты говорил, что у моего тела необратимые повреждения, – по возможности спокойно повторила я.
– Это говорил не я, а Лем, – возразил Дэйс. – Понятно, что ты находилась не в том состоянии, чтобы запоминать, кто и что сказал.
– Но ведь у него должны были иметься основания для подобного заявления!
Мужчина сел в изголовье кушетки и поставил тарелку на тумбу. На еду я даже не смотрела, не до этого.
– Лем – просто слабак с большим самомнением. Впрочем, как и почти все живущие сейчас чародеи. Они обладают крохами сил и способны лишь на примитивные вещи. Неужели ты думаешь, что такому ничтожеству под силу вытащить душу из другого мира? Да он даже найти ее не смог, если бы я не помог. А твой переход через миры – полностью моя работа. Потом я просто сказал Лему, что в родном мире ты умерла, а он всего лишь повторил.
– Тебе нужна была мать для ребенка, – констатировала я.
– Именно. Я не мог позволить тебе уйти.
– И почему же я должна верить тебе сейчас? Откуда мне знать, что ты не лжешь и не блефуешь?
– Вот этим ты мне и нравишься, – усмехнулся мужчина, – что не дура. Это существенно расширяет наши возможности для сотрудничества.
– И все же? – не сдавалась я. Верить на слово больше не собиралась.
– Я могу на несколько минут отправить тебя в твой мир, и ты убедишься в моих словах. Идет?
– А если…
– Никаких если, – прервал меня мужчина, – ты должна понимать, что твоя жизнь для меня в данный момент не менее ценна – без тебя ребенок не выживет. Если бы я не был уверен в том, что все пройдет гладко, не предложил бы.
– Ладно. Давай.
Я чувствовала, что совершаю ошибку, что решение мое неправильное и после него станет только хуже. Но не могла отказаться от соблазна хоть минуту вновь побыть собой.
– Опусти ребенка в корзину и ложись, – скомандовал, поднимаясь на ноги, чародей.
Дождавшись, пока я лягу на кушетку, он встал рядом на колени и положил одну руку мне на лоб, вторую на грудь, где больше всего чувствовалось биение сердца. Стало страшно, я сглотнула, но отказаться все равно не могла.
– Приготовься, это может быть неприятно, – сказал Дэйс, и я будто ухнула вниз, как бывает при резком снижении самолета. А дальше – чистый космос и абсолютное ничто.
Вокруг звучали какие-то голоса, творилась непонятная суматоха. Яркий свет проникал даже сквозь сомкнутые веки. Я хотела открыть глаза, но сил не хватило. Своего тела я не чувствовала. Какое-то тяжелое состояние, будто сознание мое одновременно здесь и не здесь. Странно ощущался вдох и выдох. Сосредоточившись на доступных чувствах, я поняла, что на лице маска, в которую и подается воздух. Наверное, я сейчас подключена к аппарату искусственной вентиляции легких.
– Доченька, ну пожалуйста! – пробился сквозь толщу моего забытья самый родной на свете голос.
И нереальное количество боли, звучавшее в нем, заставило меня собрать все силы, оставшиеся в моем теле, и бросить их на то, чтобы поднять веки.
Яркий свет резанул глаза, но я даже не зажмурилась и не закрыла веки, побоявшись, что открыть их еще раз не получится. Надо мной склонилось постаревшее, осунувшееся и заплаканное лицо мамы. По ее щекам и сейчас катились слезы, оставляя за собой мокрые дорожки. Позади нее стоял отец, в моей памяти черноволосый в свои пятьдесят пять, а сейчас седой как лунь.
– Давление растет, – послышался незнакомый голос. – Двести на сто шестьдесят, и продолжает подниматься. Пульс сто пятьдесят.
– Нитроглицерин, быстрее!
– Пожалуйста, живи! Ну, пожалуйста! – Это были последние мамины слова, ее мольба, крик, который я услышала, прежде чем снова закрыть глаза и провалиться в ничто.
Второй раз я пришла в себя быстро. Открыла глаза – надо мной низкий потолок каюты.
– Убедилась? – спросил чародей. Я перевела на него взгляд, со лба мужчины текли капли пота. Видимо, нелегко ему даются подобные манипуляции.
Это напомнило о маминых слезах.
– Да, – ответила я, закрыв лицо ладонями, – убедилась.
– Значит, я могу считать, что наше соглашение вступает в силу? – спросил Дэйс и замолчал в ожидании ответа.
– Ненавижу тебя, – был мой ответ сквозь зубы, – убирайся!
– Хорошо, – не стал настаивать мужчина, – поговорим позже. Надеюсь, получу твой положительный ответ достаточно скоро. В сундуке под кроватью ваши вещи.
Я услышала, как закрылась дверь, и только после этого позволила себе не плач, а так, тихий скулеж.
Мой бог, я была плохой! Слабо верила, если верила вообще, не соблюдала постов, вела не ту жизнь, которую пристало вести честной женщине. Я все исправлю, клянусь, только помоги мне, прошу. Потому что больше мне просить некого…
Кого выбрать? Родителей, у которых я единственная дочь, их надежда и опора, любовь всей жизни, ее смысл, которую в случае моего отказа или ошибки им придется положить в гроб. Или ребенка, ставшего мне сыном, с уготованной ужасной судьбой? Новый бог, новый идол, а значит, никакого человеческого счастья или хотя бы надежды на него. Родители, что прошли со мной всю жизнь, или сын, с кем мы без малого месяц вместе? Кого из них?
У меня не находилось ответа, но отказаться я не могла. Собственно, второго варианта и нет, только соглашаться на все условия. Впереди почти год, за который я что-нибудь придумаю. Должна придумать. Иначе потом, кого бы ни выбрала, буду корить себя всю оставшуюся жизнь, не важно, где пойдет она дальше.
Долго лежать и рефлексировать мне никто не дал. Вовка запищал, сообщая о мокрых пеленках. Как причудливо, однако, могут сбываться наши мечты. Я ведь совсем недавно хотела заниматься ребенком исключительно сама, без всяких нянечек. Вот теперь я занимаюсь им сама, и нянечек нет…